Марк Туллий Цицерон - О природе богов - Книга вторая

Когда Котта кончил свою речь, Веллей сказал: «Право, я был неосторожен, попытавшись вступить в бой с академиком, который, вдобавок, еще искусный оратор. Я не побоялся бы ни академика, не одаренного красноречием, ни оратора, пусть даже сколь угодно красноречивого, но незнакомого с философией Академии, ибо меня не смутить ни потоком пустых слов, ни тонкостью мыслей, если речь суха. Но ты, Котта, силен и в том, и в другом, тебе только не хватает венка и судей. Но об этом — в другой раз. А теперь послушаем Луцилия, если ему угодно». «Я бы, — сказал Бальб, — предпочел продолжать слушать того же Котту при условии, что он с тем же красноречием, с каким он сокрушил ложных богов, теперь представил бы истинных. Ведь такому человеку, как Котта, философу и понтифику, до́лжно иметь о бессмертных богах мнение не ошибочное и шаткое, как у академиков, а как у наших, — устойчивое и определенное. Против Эпикура было сказано достаточно, даже слишком. Но я очень хотел бы услышать, что ты сам думаешь, Котта». «Разве ты забыл, — ответил Котта, — что я сказал вначале, что мне легче удается, особенно по таким вопросам, оспаривать чужие мнения, чем утверждать свое? Но если бы я даже и имел какое-то определенное мнение, я все же хотел бы в свою очередь тебя послушать, после того как сам так много говорил». «Пусть будет по-твоему, — сказал Бальб, — я буду говорить по возможности короче, тем более, что после того, как ты изобличил ошибки Эпикура, я могу опустить из моего рассуждения бо́льшую часть. Вообще, наши делят весь этот вопрос о бессмертных богах на четыре части. Во-первых, они учат, что боги существуют, затем — каковы они; потом — что они управляют миром; и наконец, — что они пекутся о человеческих делах. Мы же для этой беседы возьмем только два первых вопроса. Рассмотрение третьего и четвертого вопросов придется отнести на другое время, поскольку они более обширны».