Далее он подтверждает Порфирия, говоря:
«Добрые даймоны не боятся света, тогда как злые нуждаются
в темноте... Чувства, которые они вызывают в нас, заставляют нас поверить в
реальность вещей, которые они нам показывают, хотя бы эти вещи отсутствовали.»*
Даже наиболее опытные теургисты иногда видели опасность в своих сношениях с
определенными элементариями; Ямвлих говорит, что:
«Боги, ангелы и даймоны, также как и души, могут быть
вызваны путем призывания и молитв... Но если во время теургического действа
происходит ошибка, — берегитесь! Не воображайте, что вы общаетесь с
благодетельными божествами, которые отвечают на вашу искреннюю мольбу; нет, ибо
это — злые даймоны, только под личиной добрых, ибо элементарии часто
прикидываются добрыми, и делают вид, что они принадлежат к гораздо более
высокому рангу, чем они занимают на самом деле. Их выдает хвастовство.»**
__________
* Ямвлих, «Египетские мистерии».
** Там же, «О различии между
даймонами, душами», и т. д.
Древние, которые давали имя только четырем элементам, сделали эфир пятым.
Будучи невидимым по своей сущности, он рассматривался как божественный
посредник между этим и следующим мирами. Они считали, что когда управляющие
разумные силы перемещаются из какой-либо области эфира, то есть одного из
четырех царств, которыми они обязаны управлять, то пространство оказывается во
владении зла. Адепт, который приготовился к общению с «невидимыми», должен
хорошо знать свой ритуал и быть знакомым с условиями, которые требуются для
состояния совершенного равновесия четырех элементов в астральном свете. Прежде
всего, он должен очистить сущность, и уравновесить элементы внутри круга, в
который он хочет привлечь чистых духов, так, чтобы предотвратить вторжение
элементалов в эти сферы. Но горе тому опрометчивому вопрошающему, который по
незнанию нарушает границу запретной земли; опасности будут подстерегать его на
каждом шагу. Он вызывает силы, которые не способен контролировать; он будит
часовых, которые позволят пройти только мастеру. Ибо, по словам бессмертного
розенкрейцера:
«Как только ты решил сотрудничать с духом живого Бога, заботься о том, чтобы
не мешать Ему в Его работе; ибо, если твой пыл превысит естественные
соотношения, ты возбудишь гнев влажных* натур, и они могут восстать против
центрального огня, и центральный огонь против них, и тогда возникнет ужасное
разделение и хаос.»**
__________
* Мы даем буквальное написание
терминов этого каббалиста, который жил и публиковал свои труды в семнадцатом
веке. Обычно он рассматривается как один из наиболее знаменитых алхимиков среди
герметических философов.
** Наиболее позитивные из
материалистических философов соглашаются с тем, что все существующее развилось
из эфира; таким образом, воздух, вода, земля и огонь, четыре первичных элемента
должны также происходить из эфира и хаоса первой диады; все не поддающиеся
учету, невесомые сущности, известные нам сегодня или неизвестные, происходят из
того же источника. Если в материи содержится духовная сущность, и эта сущность
заставляет ее воплощаться в миллионах индивидуальных форм, то почему же кажется
нелогичным признать, что каждое из таких духовных царств в природе населено
существами, развившимися из их собственного вещества? Химия учит нас, что в
человеческом теле есть воздух, вода, земля, и тепло, или огонь, — воздух
является первым из его компонентов; вода в выделениях; земля в неорганических
составляющих; и огонь — в животном тепле. Каббалист знает на опыте, что
элементальный дух содержит лишь один из них, и что каждое из четырех царств
имеет своих собственных специфических элементальных духов; человеческое существо
выше, чем они, и закон эволюции находит свое выражение в том, что все четыре
элемента комбинируются в нем.
Дух гармонии и единства исчезает из элементов, приведенных в беспорядок
неосторожной рукой; и потоки слепых сил станут немедленно заражены бесчисленными
созданиями материи и инстинктов — злыми демонами теургистов, дьяволами
теологии; гномы, саламандры, сильфы и ундины нападут в виде разнообразных
воздушных форм на неразумного исполнителя. Неспособные придумать что-либо
новое, они обыщут его память до самой ее глубины; отсюда следует нервное
истощение и ментальная депрессия некоторых чувствительных людей в спиритуальных
кругах. Элементалы выносят на свет давно забытые воспоминания прошлого, формы,
образы, любимые моменты и хорошо знакомые изречения, давно исчезнувшие из наших
собственных воспоминаний, но живо сохранившиеся в непостижимых глубинах нашей
памяти и на астральных скрижалях вечной «Книги Жизни».
Создатель гомеомерийской системы философии, Анаксагор Клазоменский, твердо
верил в то, что духовные прототипы всех вещей, так же как и их элементов, могут
быть обнаружены в безграничном эфире, где они были созданы, откуда они
развились и куда они возвратятся с земли. Так же, как и индусы, которые
персонифицировали Акашу и рассматривали его как божественную сущность, греки и
латиняне также обожествили Эфир. Вергилий называл его Зевс, Отец Всемогущий
Эфир,* Магнус — Великий Бог, Эфир.
И этих существ, элементальных духов каббалистов,** христианское духовенство
осуждает как «дьяволов», врагов человечества!
__________
* Вергилий, «Георгики», книга II.
** Порфирий и другие философы
объясняют природу «обитателей». Они вредоносны и лживы, хотя некоторые из них и
могут быть добрыми и безвредными, но они столь слабы, что имеют величайшие
трудности в общении со смертными, чьей компании они непрестанно ищут. Первые не
опасны своей разумной злобой. Закон духовной эволюции не развил их инстинкты в
интеллект, чьим высшим светом обладают только бессмертные духи, их способность
осознавания находится в скрытом состоянии, и поэтому они являются сами по себе
безответственными.
Но римская церковь противоречит
каббалистам. Святой Августин даже имел дискуссию по этому поводу с неоплатоником
Порфирием. «Эти духи», — говорит он, — «являются лживыми не по своей природе,
как это утверждает теургист Порфирий, но из-за злобы. Они выдают себя за богов
и души умерших» («Civit. Dei», X, 2). До сих пор Порфирий согласен с ним; «но они не претендуют на то,
чтобы быть «демонами» [читай дьяволами], ибо они являются таковыми на самом
деле!» — добавляет епископ Гиппонский. Пока все хорошо, и он прав в этом. Но в этом случае, к какому же классу мы должны отнести людей
«без головы», которых, как просит нас поверить Августин, он видел сам; или
сатиров святого Иеронима, которые, как он утверждает, долгое время встречались
в Александрии? Они были, рассказывает он, «людьми с козлиными ногами и
хвостами»; и, если мы можем поверить ему, один из этих сатиров был на самом
деле засолен и прислан в бочке императору Константину!!!
III
Каждый организованный объект в этом мире, как видимый, так и невидимый,
содержит свойственный ему элемент. Рыба живет и дышит в воде; растение
потребляет углекислый газ, который убивает животных и людей; некоторые существа
приспособлены для разреженных слоев воздуха, другие же существуют только в
самых плотных. Жизнь иных зависит от солнечного света, других же — от темноты;
таким образом, мудрая экономика природы приспосабливает к любым имеющимся
условиям определенные формы жизни. Такие аналогии подтверждают заключение о
том, что не только не существует незаселенных областей во всеобъемлющей
природе, но и то, что каждому живому существу предоставляются особые условия,
и, будучи предоставленными, они становятся необходимыми. Далее, если мы примем
во внимание существование невидимой стороны вселенной — определенные свойства
природы говорят в пользу того утверждения — что эта половина населена, подобно
другой половине; и что каждая группа ее обитателей снабжена соответствующими
условиями, необходимыми для ее существования. Было бы столь же нелогично
воображать, что всем этим обитателям предоставлены одинаковые условия, как и в
отношении обитателей видимой природы. То, что существуют «духи», подразумевает,
что существуют и разновидности «духов»; ибо люди различны, и человеческие
«духи» — это лишь люди, освобожденные от телесной оболочки.
Говорить, что все «духи» одинаковы, или что они приспособлены к одной и той
же атмосфере, или обладают одинаковыми силами, или управляются благодаря одному
и тому же притяжению — электрическому, магнетическому, одическому, астральному,
неважно какому именно— это столь же абсурдно, как если бы кто-то утверждал, что
все планеты имеют одинаковую природу, или что все животные — амфибии, или что
всех людей можно кормить одинаковой пищей. Начнем с того, что ни элементалы, ни
элементарии сами по себе не могут быть названы «духами» вообще. Имело бы смысл
предположить, что вульгарнейшие из них будут опускаться в самые нижние слои
духовной атмосферы — другими словами, могут быть обнаружены недалеко от земли.
И наоборот, чистейшие из них будут в наибольшем удалении. Недопустимо полагать,
что какое-либо из этих эфирных существ может занимать место другого, — создавая
новый термин, мы назовем это «психоматическим» оккультизмом, — или существовать
в условиях, свойственных для иного существа, так же, как невозможно ожидать,
что две жидкости с разными плотностями могут изменить свои показания на шкале
гидрометра Бёме.
Жорес, описывая разговор, который состоялся у него с некими индусами на
Малабарском полуострове, сообщает, что на вопрос о том, встречали ли они духов,
получил такой ответ:
«Да, но мы знаем, что они злые бхуты [духи, или скорее «пустышки», или
«оболочки»] ... добрые духи едва ли когда-либо вообще появляются. Они главным
образом являются духами самоубийц или убийц, или же тех, кто умирает
насильственной смертью. Они постоянно в движении и возникают как призраки. Для
них благоприятно ночное время, они соблазняют слабоумных и искушают остальных
тысячью различных способов.»*
Порфирий представляет нам ужасные факты, достоверность которых
подтверждается на опыте каждым изучающим магию. Он пишет:
«Даже после смерти душа** сохраняет некоторую привязанность к своему телу,
причем это сродство пропорционально тому насилию, с которой был разорван их
союз; мы можем видеть духов, в отчаянии парящих над своими земными останками;
можно видеть даже, как они жадно ищут разлагающиеся останки других тел,
находясь над свежепролитой кровью, которая, по-видимому, дает им на мгновение
некоторую жизнестойкость.»***
__________
* Жоррес, «Мистика», III, 63.
** Древние называли духов плохих
людей «душами»; души были «лярвами» и «лемурами». Духи добрых людей становились
«богами».
*** Порфирий, «De Sacrificiis», Глава об истинном поклонении.
Хотя спиритуалисты и отвергали всегда их существование, эти природные духи
— так же, как «элементарии», или «пустые оболочки», как их называют индусы, —
существуют на самом деле. Если гномы, сильфы, саламандры и ундины
розенкрейцеров существовали в их время, они должны существовать и сейчас.
«Обитатель порога» Бульвер-Литтона — это современное представление,
основывающееся на древней разновидности суланат евреев и египтян, о которой
есть упоминание в «Книге Яшера».*
Христиане в высшей степени неправы, когда обозначают их без разбора
«дьяволами», «детьми Сатаны», и дают им сходные наименования. Элементалы не
имеют ничего общего с этим представлением, это просто существа из эфирной
материи, безразличные, ни хорошие и ни плохие, пока они не подвергнуты влиянию
высшего разума. Очень странно слышать, как благочестивые католики поносят или
неправильно толкуют природных духов, тогда как один из их величайших
авторитетов, Климент Александрийский, описал эти существа как вполне реальные.
Климент, который был вероятно теургистом так же, как и неоплатоником, и поэтому
ссылался на авторитетные мнения, отмечает, что абсурдно называть их
дьяволами,** поскольку они являются только низшими ангелами, «силами, которые
населяют стихии, приносят ветры и распределяют дожди, и как таковые являются
служителями Бога».*** Ориген, который также принадлежал к платонической школе
до того, как стал христианином, придерживался того же мнения. Порфирий, как мы
видели, описывал этих даймонов наиболее тщательно, чем кто-либо другой.
__________
* Гл. LXXX, 19, 20. «Когда египтяне спрятались от тьмы насекомых, закрывших небо
[одна из казней, которые предположительно были насланы на них через Моисея]...
они закрыли за собой двери, и Бог приказал суланат... [морскому чудовищу, как
наивно объясняет переводчик в примечании] выйти из моря и прийти в Египет... И
были у нее длинные руки, десяти локтей в длину... и она взобралась на крышу,
обнажила стропила и перерезала их... и протянула свою руку в дом, и удалила
замок и засов, и открыла дома египтян... и тьма животных напала на них, и в
высшей степени ужаснула их».
** «Строматы», VI, 17, § 159.
*** Там же, VI, 3, § 30.
Тайная Доктрина учит, что человек, если он достигает бессмертия, навсегда
сохраняет семеричную троицу, которой он был в жизни, и останется таковым во
всех сферах. Астральное тело, которое в этой жизни покрыто плотной физической
оболочкой, становится — после того, как освободится от этого покрова
посредством телесной смерти — в свою очередь оболочкой другого, более эфирного
тела. Оно начинает развиваться с момента смерти, и достигает совершенства,
когда астральное тело земной формы окончательно отделится от него. Этот
процесс, как утверждают, повторяется при каждом новом прохождении через ту или
иную сферу жизни. Бессмертную душу, «серебряный призрак», д-р Фенвик наблюдал
только в мозгу Маргрейва (в «Странной истории» Бульвер-Литтона), но не находил
его у животных, всегда неизменный, остающийся неразрушимым «нечто, что
разбивает сосуд его вмещающий». Описания духов животных, которые населяют
астральный свет, сделанные Порфирием, Ямвлихом и другими, подтверждаются
многими из наиболее правдоподобных и разумных ясновидящих. Иногда животные
формы становятся видимыми даже для какого-либо человека, находящегося в
спиритуальном круге, посредством материализации. В своей книге «Люди из иного
мира» полковник Олькотт описывает материализованную белку, которая сопровождала
женщину-спирита перед взорами наблюдателей, некоторое время появлялась и
исчезала перед их глазами, и наконец последовала в кабинет за спиритом. В
современной спиритуалистической литературе даются многочисленные факты такого
рода, и некоторые из них вполне правдоподобны.
В отношении человеческого духа, точки зрения древних философов и
средневековых каббалистов различались в деталях, но сходились в главном;
поэтому учение одних можно рассматривать как учение и других. Наиболее
существенные различия состояли в том, где находится бессмертный или
божественный дух человека. В то время как неоплатоники утверждали, что
Аугоэйдос никогда не спускается гипостатически в живых людей, но лишь в той или
иной степени проливает свой свет на внутреннего человека — астральную душу, —
каббалисты средних веков считали, что дух, самоотделившийся от океана света и
духа, входит в человеческую душу, где и остается в течение жизни заключенным в
астральную капсулу. Это различие было результатом того, что христианские
каббалисты, в той или иной степени, верили в буквальный смысл аллегории о
грехопадении человека. Они говорили, что душа из-за «падения Адама» становится
загрязненной миром материи, или Сатаной. Прежде чем она, с заключенным в ней
божественным духом, могла появиться перед лицом Вечного, она должна была
очиститься от загрязнения темнотой. Они сравнивали —
«Дух, заключенный внутри души, с каплей воды, находящейся внутри капсулы из
желатина и брошенной в океан; пока капсула остается целой, капля воды
изолирована; если разрушить оболочку, то капля станет частью океана — ее
индивидуальное существование прекратилось. То же самое и с духом. Пока он
заключен в своем пластическом посреднике, или душе, он имеет индивидуальное
существование. Если разрушить капсулу, что может произойти при агонии
ослабленного сознания, преступлении или нравственном заболевании, — дух
возвращается обратно в свое исходное местопребывание, его индивидуальность
исчезает.»
С другой стороны, философы, которые по-своему объясняли «падение в
зарождение», рассматривали дух как нечто совершенно отличное от души. Они
допускали его присутствие в астральной капсуле только в отношении того, что
касалось духовных эманаций или лучей «сверкающего единого». Человек и его
духовная душа, или монада, — то есть, дух и его носитель, — должны были
завоевать свое бессмертие путем подъема к единому, с которым они, если бы все
было удачно, в конце концов соединились, и в котором они бы, так сказать,
растворились. Индивидуализация человека после смерти зависела от духа, а не от
его астральной или человеческой души (манаса и его носителя — камарупы) и тела.
Хотя слово «личность» в том смысле, в каком оно обычно употребляется, является
абсурдным, если его буквально относить к нашей бессмертной сущности, поскольку
она представляет собой ярко выраженное единство, бессмертное и вечное, per se [самостоятельное];
и когда (как в случае безнадежных преступников) сверкающая нить, которая
связывает дух с душой с самого момента рождения ребенка, грубо разрывается, и
утратившая тело личностная сущность остается, чтобы разделить судьбу низших животных и постепенно раствориться в эфире,
попадая в ужасное состояние авичи, или полностью исчезая в восьмой сфере с
полным уничтожением личности, — даже тогда дух остается отдельным, отличным от
других, существом. Он становится планетарным духом, ангелом; ибо
боги язычников или архангелы христиан, прямые эманации Первопричины, невзирая на спорное заявление Сведенборга, никогда не были и не будут
людьми, по крайней мере на нашей планете.
Эта специализация во все времена была камнем преткновения для метафизиков.
Весь эзотеризм буддийской философии основан на этом таинственном учении,
понятом столь немногими людьми, и совершенно искаженным многими из наиболее
известных ученых. Даже метафизики чересчур склонны смешивать следствие с
причиной. Человек может достигнуть бессмертной жизни и остаться в вечности с
тем же самым внутренним эго, которое у него было и на земле; но это не
предполагает с необходимостью, что он или должен остаться м-ром Смитом или
Брауном, каким он был на земле, или утратить свою индивидуальность. Таким
образом, астральная душа, то есть индивидуальность, подобно земному телу и низшей
части человеческой души, может быть поглощена космическим океаном возвышенных
элементов, и перестанет чувствовать свою личную индивидуальность, если она не
заслужила парения в вышине; а божественный дух, или духовная индивидуальность,
все равно остается неизменной целостностью, хотя его земной опыт может быть
полностью уничтожен в момент отделения от своего недостойного носителя.
Если «дух», или божественная часть души, предсуществуют от вечности, как
отдельная сущность, как этому учили Ориген, Синезий и другие отцы христианской
церкви и философы, и если он представляет собой то же самое, и ничего более
кроме метафизически объективной души, как же может он быть чем-либо отличным от
вечного? И какой же в таком случае смысл в том, ведет ли человек животную или
чистую жизнь, если делая то, что он может, он никогда не утратит свою
индивидуальность? Эта доктрина является столь же пагубной по своим
последствиям, как и учение об искуплении чужой вины. Если бы эта догма вместе с
ложной идеей о том, что все мы лично бессмертны, была бы представлена миру в
своем истинном свете, человечество стало бы лучше благодаря ее распространению.
Преступления и греха избегали бы не из-за страха перед земным наказанием, или
из-за боязни ада, но ради того, что наиболее глубоко укоренилось в нашей
природе — желания иметь личную и отдельную от других жизнь в будущем,
уверенности, что мы не можем достигнуть этого до тех пор, пока мы «захватываем
небеса с помощью насилия», и убеждения в том, что ни человеческие молитвы, ни
кровь другого человека не спасут нас от личного разрушения после смерти, если
во время нашей земной жизни мы не связали себя прочно с нашим собственным
бессмертным духом — нашим собственным личным богом.
Пифагор, Платон, Тимей Локрийский и вся Александрийская школа связывали
душу с универсальной мировой душой; согласно их учению, часть этой последней
составлял эфир, то есть нечто имеющее столь тонкую природу, что его можно было
воспринимать только нашим внутренним зрением. Поэтому, он не может быть
сущностью монады, или причиной,* поскольку anima mundi представляет собою
лишь следствие, объективную эманацию первого. Как божественная духовная душа,
так и человеческая душа, являются предсуществующими. Но тогда как первая
существует как отдельная целостность, или индивидуальность, душа (носитель
первой) существует лишь как предсуществующая материя, как бессознательная часть
разумного целого. Обе они были исходно образованы из Вечного Океана Света; но,
как это говорили теософы, в огне имеется как видимый, так и невидимый дух. Они видели разницу между anima bruta [животной душой] и anima divina [божественной душой]. Эмпедокл твердо верил, что все люди и животные имеют две
души; у Аристотеля мы обнаруживаем, что он называет одну разумную душу — нус, а
другую, животную душу — псюхе. Согласно этим философам, разумная душа
происходит извне универсальной души (то есть из источника более высокого, чем
универсальная душа, в его космическом смысле: это универсальный дух, седьмой
принцип вселенной в ее целостности), а другая душа — изнутри. Эта божественная
и верховная область, в которой они располагали невидимое верховное божество,
рассматривалась ими (самим Аристотелем, который не был посвященным) как пятый
элемент, — тогда как это седьмой, чисто духовный и божественный элемент в
эзотерической философии, или мулапракрити, а сама же anima mundi представляется как имеющая тонкую, огненную,
эфирную природу, распространенную по всей вселенной, — коротко говоря, эфир.** Стоики, величайшие материалисты древности, исключали
присутствие божественного принципа и божественной души в любом таком
материальном организме. Их современные комментаторы и поклонники, жадно
ухватываясь за эту возможность, строят на ее основе предположение, что стоики
не верили ни в Бога, ни в душу, как сущность материи. Очевидно, что Эпикур не
верил в Бога или душу в том смысле, как это понимали древние и понимают
современные теисты. Но Эпикур, чья доктрина (прямо выступая против деятельности
как Бога, так и богов, в отношении создания и управления миром) поставила его
намного выше стоиков в атеизме и материализме, тем не менее учил, что душа —
это тонкая, нежная сущность, сформированная из однородных, круглых и мелких
атомов — описание которых приводит нас все к тому же возвышенному эфиру. Кроме
того, он верил в богов. Арнобий, Тертуллиан, Ириней и Ориген, невзирая на свое
христианство, верили, как и более близкие к современности Спиноза и Гоббс, что
душа имеет материальную, хотя и очень тонкую природу — то есть нечто
антропоморфное и индивидуальное, то есть вещественное, конечное и
обусловленное. Может ли она становиться бессмертной в этих условиях? Может ли
смертное стать бессмертным?
__________
* Как
говорит Кришна (который является пурушей и пракрити в ее целостности, и седьмым
принципом, божественным духом в человеке), в Бхагавад-гите: «Я есть причина. Я
есть происхождение и исчезновение всей природы. На мне подвешена вся вселенная,
как жемчужины на нитке» (гл. VII). «Хоть я нерожденный, непреходящий атман, хоть я
владыка существ, превосходя собственную природу (пракрати), я возникаю
собственной майей [мистическое самообразование силой мысли, предвечная идея в
предвечном разуме]» (гл. IV).
** Эфир
— это акаша индусов. Акаша — это пракрити, или целостность проявленной
вселенной, в то время как пуруша — это универсальный дух, более высокий, чем
универсальная душа.
Это учение о возможности утраты чьей-либо души и, следовательно,
индивидуальности, борется с идеальными теориями и прогрессивными идеями
некоторых спиритуалистов, хотя Сведенборг полностью принимал его. Они никогда
не согласятся с каббалистической доктриной, которая учит, что только
посредством наблюдения закона гармонии можно обрести индивидуальную жизнь; и
что чем дальше внутренний и внешний человек отклоняются от этого источника
гармонии, лежащего в нашем божественном духе, тем труднее ему вновь обрести
основу.
Но хотя спиритуалисты и другие приверженцы христианства имеют слабое (если
вообще какое-то) понимание факта смерти и уничтожения человеческой личности
посредством отделения бессмертной части от тленного тела, некоторые
последователи Сведенборга — по крайней мере те, кто следует духу философии, а
не просто буквальному пониманию учения — полностью осознают это. Один из
наиболее уважаемых священнослужителей новой церкви, преподобный Чонси Джайлз,
доктор богословия, из Нью-Йорка, недавно следующим образом осветил этот вопрос
в своем публичном выступлении. Физическая смерть, или смерть тела, — это
условие божественной экономии ради благополучия человека, условие, с помощью
которого он достигает высшего завершения своего существования. Но существует и
иная смерть, которая является прерыванием божественного порядка и разрушением
всех человеческих элементов в организме, и какой-либо возможности человеческого
счастья. Это духовная смерть, которая наступает перед разрушением человеческого
тела. «Может произойти чрезвычайно сильное развитие естественного разума
человека, не сопровождаемое какой-либо частицей божественной любви, или
бескорыстной любви человека». Когда некто, возлюбив себя, любит мир ради своих
собственных интересов, утрачивая божественную любовь к Богу и своим ближним, он
претерпевает падение от жизни к смерти. Высшие принципы, которые составляют
основные элементы его человеческого существа, умирают, и он живет лишь на
заднем плане своих страстей. Физически он существует, духовно же он мертв. По
отношению ко всему, что относится к высшей и длительной фазе существования, он
столь же мертв, как его тело становится мертвым для любой деятельности, для
всех желаний и ощущений в мире после того, как дух покидает его. Эта духовная
смерть является результатом несоблюдения законов духовной жизни, которое
сопровождается таким же наказанием, как и нарушение законов естественной жизни.
Но духовно умершие имеют все-таки свои удовольствия; они обладают
интеллектуальными способностями, силами и ведут бурную деятельность. Они
подвержены всем животным желаниям, и для множества мужчин и женщин последние
составляют высший идеал человеческого счастья. Неустанная погоня за богатством,
за развлечениями и удовольствиями социальной жизни; культивирование изящества
манер, вкусов в одежде, или повышения своего положения в обществе, научной
известности, опьяняет и захватывает этих живых мертвецов; но, по выразительному
замечанию проповедника, «эти создания, со всеми своими изящными, богатыми
платьями и блестящими манерами, мертвы в глазах Господа и ангелов, и,
измеренные при помощи единственной истинной и бессмертной меры, имеют не в
большей степени настоящую жизнь, чем скелеты, чья плоть рассыпалась в прах».
Хотя мы и не верим в «Господа и ангелов» (во всяком случае, не в том
смысле, который вкладывают в эти понятия Сведенборг и его последователи), тем
не менее мы восхищены этими чувствами и полностью разделяем взгляды
вышеупомянутого священника.
Высокое развитие интеллектуальных способностей не предполагает духовную или
истинную жизнь. Присутствие в одном из высокоразвитых людей интеллектуальной
души (пятого принципа, или манаса) вполне совместимо с отсутствием буддхи, или
духовной души. Хотя первая и возникает из последней, и развивается под ее
благотворными и живительными лучами, она может навсегда остаться прямым
последователем земных, низших принципов, неспособной к духовному восприятию;
великолепной, роскошной гробницей, полной сухих костей и разложившейся плоти
внутри. Многие из наших величайших ученых являются лишь живыми трупами — они не
обладают духовным зрением, потому что их дух покинул их, или, скорее, не смог
пробиться к ним. Таким образом, мы могли бы пройти через все века, проверить
все профессии, взвесить все человеческие достижения, и исследовать все
общественные формы, и мы везде бы обнаружили этих духовных мертвецов.
Хотя сам Аристотель, предвосхищая представления современных физиологов,
рассматривал человеческий разум как материальную субстанцию, и высмеивал
гилозоистов, тем не менее он, безусловно, верил в существование «двойной» души,
или слияние души с духом, как это можно увидеть в его «Метафизике» (Кн. II). Он смеялся над Стратоном, верящим, что любые частицы материи, per se, могут содержать в
себе жизнь и интеллект, достаточные для того, чтобы сформировать такой
разнообразный мир, как наш.* Аристотель обязан высоким основам морали своей «Никомаховской
этики» тщательному изучению «Этических фрагментов» Пифагора; ибо в последних
может быть легко найден источник, из которого произросли его идеи, хотя он мог
и не присягать «основателю теерикатиды».** Но поистине наши люди науки не знают
ничего определенного об Аристотеле. Его философия столь трудна для понимания,
что он постоянно предоставляет читателям с помощью воображения восполнять
недостающие звенья в своих логических выводах. Кроме того, мы знаем, что всегда
перед тем, как его труды достигали ученых, которые восхищались его аргументами
(на их взгляд, атеистическими) в поддержку учения о судьбе, они проходили через
слишком многие руки, чтобы остаться незапятнанными. От Теофраста, его
наследника, они перешли к Нелею, наследник которого оставил их разрушаться в
подземной пещере почти на 150 лет; после этого, как мы знаем, эти манускрипты
были скопированы и сильно дополнены Апелликоном из Теоса, который восполнил те
параграфы, которые стали неразборчивыми, при помощи своих собственных предположений,
многие из которых, вероятно, были извлечены им из глубин своего собственного
сознания. Наши ученые девятнадцатого столетия могли бы получить большую пользу
благодаря примеру Аристотеля, если бы они пожелали подражать ему на практике,
поскольку они могли бы включить его индуктивный метод и материалистические
теории в учение платоников. Мы призываем их собирать факты столь же тщательно,
как это делал он, вместо того, чтобы отрицать те из них, о которых они ничего
не знают.
__________
* «De Part.», I, 1.
** Пифагорейская клятва. Пифагорейцы
присягали своему Учителю.
Комментариев нет:
Отправить комментарий